Павлина Гончаренко - Пароль — «Прага»
В присутствии другого гостя Ружена не решилась бы спросить у сыновей об исчезновении хлебины и рушника. Может, после такой тревожной ночи она сама напутала и положила в кастрюлю одну буханку… А рушник найдется — не хлеб же, не съедят. Но с другом мужа, часовщиком Гонзою, она своими сомнениями поделилась. Тот помолчал, будто хотел припомнить что-то, и посоветовал подождать. «Во всяком случае, ничего страшного в этом пока еще нет», — сказал он рассудительно.
Вечером за столом все молчали. Сыновья за день устали и не очень охотно делились новостями. Индра, глубоко вздохнув, быстро съел несколько кнедликов и встал:
— Мама, я на минутку к Станиславу.
С Станиславом Гоудковым он дружил.
Ружена внимательно посмотрела на него, но не возразила. Спать не ложилась долго. Гонза не мог наговориться с другом. А Ружена ждала сына. Может, он что ей и скажет. Но тот, как пришел, сразу же лег спать. Легла и Ружена.
За окном барабанил частый дождь. Ружена временами не отличала ударов тяжелых капель от тиканья маятника. Сквозь дремоту она с трудом разобрала, что кто-то стучит в дверь. Онемела рука не в силах сдвинуть одеяло, чтобы разбудить мужа.
В спальню заглянул встревоженный Индра.
— Я открою, — шепчет он матери.
«Эта молодежь ничего не боится, — думает мать. — Бог знает, кто там за дверью среди ночи, а он — открывать». Она торопливо натягивает платье. Отец встал возле двери, прислушивается. Снова повторился тот же самый осторожный стук.
— Это не немцы, — хриплым голосом зашептал Зденек. — Те бы уже давно прикладами дверь высадили. Открывай.
Порог переступил человек в мокром плаще.
— Прошу извинить, — говорит он на чешском языке. — Но я не один. Со мной товарищи. Нас послал сюда лесник Милан. Мы из Советского Союза.
На какой-то миг установилась немая тишина. И снова Ружена явственно услышала тиканье маятника. Ее муж тяжело дышит. Она взглянула на него и только сейчас сообразила, почему не спится мужу, почему Гонза положил верхнюю одежду не в шкаф, а рядом с кроватью.
— Пусть заходят все, — приглашает муж.
Олег позвал товарищей.
— Много вас? — скорее от волнения, чем из любопытства, спросила Ружена.
— Много, мать, как деревьев в лесу! — ответил капитан мягко.
Когда Олег перевел эти слова, Ружена подошла к капитану и внимательно посмотрела на него: правда ли он ровесник сыну или по русским обычаям старую женщину называют матерью?..
В этот момент в дверях появился Гонза.
— Это мой давний приятель, часовщик, — хрипло, с заметным волнением прошептал Матисов, — свой человек…
— Простите, кто у вас старший? — спросил Гонза у Олега.
Капитан вышел вперед. Старый мастер приблизился к нему и сказал шепотом на ухо:
— Я из Центра. Пароль — «Прага». Я из Центра, товарищ. — И крепко пожал капитану руку.
— Хлопцы! — забыв обо всем, вскричал Олешинский. — Связь! Есть связь!.. Знакомьтесь: товарищ Гонза Фиала из Центра.
МЕРДЕР СПЕШИТ В АД
Вацлав Баумгартл пришел в себя только в пльзенской тюремной больнице. К счастью, пуля застряла в мышцах. Ее вынули, и теперь он медленно выздоравливал. Однако гестаповцам не терпелось. Заключенного допрашивал гауптман Мердер.
— Фамилия? — держа перед собой паспорт, начал он на высоких нотах.
— Там написано… Гоудков…
— Плохая фальшивка. Вот результат экспертизы… Фамилия? Коммунист? Явки, пароли? Кто послал? — одним выдохом выпаливает гестаповец.
«Скрывать нечего, — проносится в голове Баумгартла. — Все равно смерть. Фамилию, явки и прочее ему знать незачем… А что коммунист…»
— Коммунист…
— О, признание делает тебе честь!
— Молокосос, — вдруг срывается комиссар и кричит неожиданно по-немецки: — Ты мне не «тыкай»! Я бы тебе в отцы годился, если бы ты не был собакой…
Мердер, который привык все брать криком, от неожиданности заикается и переходит на «вы».
— Вы… вы… Не… немец?
— Нет, я только люблю ругаться на немецком языке. И вот еще, гауптман, мне не очень приятно разговаривать с вами. Поэтому предлагаю отпустить меня, а я гарантирую вам некоторое облегчение со стороны судей после войны. Она подходит к концу. Наша победа вот-вот наступит. Поэтому подумайте, гауптман. Я же вам больше ничего не скажу. Можете звать палачей…
— Ты у меня заговоришь, сучий сын! — снова закипает Мердер. — До твоей победы еще очень далеко. Ты доберешься до ада скорее, чем придут твои большевики. Фюрер пустит в ход секретное оружие, и всем вам капут. Ты видишь, как безнадежны твои дела, — я даже выдаю тебе военную тайну. В последний раз спрашиваю: будешь говорить?..
— Нет!
— Ганс, Гельмут! — кричит Мердер.
Входят двое.
— Возьмите этого старикана на испытательный срок.
Пытки продолжались почти трое суток с небольшими перерывами. Лишь на четвертую ночь бездыханное тело Баумгартла бросили на койку. К нему постепенно возвращалось сознание. Он засыпал тревожным, прерывистым сном. Будто из соседней комнаты, доносятся голоса: «Генерал приказал отправить этого красного в Прагу. Между пятью и семью часами за ним придет машина. Наша миссия окончена. Пусть попробуют из него что-нибудь вытянуть эти пражские хвальбуши…»
В половине шестого прибыл какой-то майор в сопровождении солдат. Баумгартл слышит почти весь их разговор.
— По приказу генерала машина прибыла, — козыряет майор и дает полковнику какую-то бумажку.
— Хорошо, берите его. Я сейчас позвоню генералу, что передал заключенного вам, майор, майор…
— Штурмбанфюрер Вунд, — подсказывает тот. — В препроводительной написано. Только, извините, майор, генерал приказал вам лично привезти вот этого…
Вызов явно по душе Мердеру. Пока конвоиры выводят Баумгартла, Мердер, весело насвистывая, надевает шинель и бодро направляется к крытой машине.
Через полчаса машина остановилась. «До Праги еще далеко, — думает Баумгартл. — Вроде рановато остановились. Наверное, расстрел…» Дверцы открываются и… Неужели он бредит? Перед ним, широко расставив ноги, стоит Карел Падучек, с которым он работал до 1938 года. От неожиданности Вацлав потерял сознание.
Вначале его прятали на временной квартире у старого аптекаря, а потом, когда Баумгартл немного пришел в себя, перевели в более надежное убежище — в местечко возле Пльзеня.
— Вот здесь, друг, будешь лежать, пока не выздоровеешь, — сказал Карел, взяв в свою сильную руку худые, бескровные пальцы товарища. — Здесь тебя никто не будет преследовать. С документами тоже порядок.
— Как вам удалось? — болезненно улыбаясь, впервые заговорил Баумгартл.
— О, друг, все это очень просто, — с готовностью сказал Падучек. — Мердера, наверное, сильно заинтересовала твоя особа. Он сдуру и напечатал в газете твой портрет: мол, кто знает этого человека, пусть за плату сообщит по указанному адресу. А логика тут была довольно «хитрая». Они считали, раз ты очутился в Пльзене, то, возможно, кто-нибудь из твоих знакомых клюнет на деньги, отзовется на объявление. Благодаря этому объявлению мы и узнали о тебе. А спасти помогла чистая случайность. На пункте связи пльзенского гестапо работает наша дивчина. Она сообщила, что тебя переводят в Прагу. Мы рискнули и прибыли к Мердеру немного раньше, чем конвоиры из Праги. Документы были в порядке: на бланке пражского гестапо мы напечатали на имя Мердера препроводительную с приказом выдать арестованного Вунду. Подделать подпись генерала было уже проще. У нас есть настоящий чародей в этом деле! К слову, этот Мердер чуть не испортил нам работу, когда собрался позвонить в Прагу. Хорошо, что наш «Вунд» не растерялся и передал Мердеру приказ сопровождать тебя лично. Он в один момент прибежал к машине, торопясь на тот свет. Мы его не задерживали.
— Убийство откроется быстро, и они начнут искать…
— Не волнуйся, друг, — перешел на шепот Падучек и, взглянув на часы, добавил: — С тех пор прошло больше восемнадцати часов, из которых семнадцать ты проспал. След наш успел затеряться, а машину мы сожгли. Пусть ищут тех, кто напал на автомобиль с номером пражского гестапо. Словом, отдыхай, не волнуйся. Ты в надежном месте.
* * *Каждую неделю из Малой Буковой выезжали немецкие машины, нагруженные мясом, бидонами с молоком, маслом, овощами, хлебом… В точно назначенный день сельская самооборона должна была сама отправлять в Пршибрам продукты. Так приказал полковник Кругер.
Тяжкой была эта зима. Эмиль Гейдук работал в полиции, а его младшие братья — в мастерских, но всего заработка едва хватало, чтобы хоть как-то прокормиться. А тут еще и сестра Мариша слегла. Кашляет, горит вся. Несколько дней назад у нее горлом пошла кровь. На девушку смотреть страшно: щеки запали, тяжело дышит, стонет. Ей бы тепло, масло, фрукты. А где их взять? Горе, да и все!..